18 октября – День Рогатого Бога Британии. Традиция, конечно же, новая, но от
того не менее симпатичная: время с Мабона по Самайн вообще связано с
Рогатым, и чем ближе к Самайну, тем более диким и потусторонним становится
его лик.
 
(2)
(3)
Кернуннос – один из самых древних кельтских (а, скорее, даже до-кельтских)
богов, следы его почитания находятся уже в 1 тысячелетии нашей эры, а до
этого, возможно, он почитался в образе Священного Оленя (и Белый Олень очень
долго считался животным, плотно связанным с этим богом).
 
(4)
Кернуннос – это не
имя бога, скорее титул, определение: само это слово переводится как
«Рогатый», а его истинное имя нам неизвестно. Это бог, связанный с лесами и
дикими животными, он – владыка проявленного мира, но он и тот, кто стоит на
границе – поэтому известны ему и дороги, ведущие на ту сторону. Кернуннос –
хранитель жизни и плодородия, Великий Отец и пара Великой Матери.
 
(5)
(6)
Обычные атрибуты Кернунноса – рогатая змея в левой руке, символ силы нижнего
мира с одной стороны и мужского плодородия с другой, и торквес в правой
руке, символ королевской власти, власти по праву. Изображают его и
окруженным животными – оленями и турами с одной стороны, и волками и
пантерами с другой; он разделяет хищников и травоядных, и в то же время
сохраняет между ними необходимый баланс, а кроме того – приводит в этот мир
души и уводит их.
(7)
(8)
Рогатый Бог, охотник, хозяин и защитник лесов и властитель зверей, не исчез
с приходом христианства на земли кельтов. Его образ продолжал появляться в
легендах и сказках, в страшных историях, что рассказывали друг другу у огня
во время долгих ночей.
 
(9)
(10)
Одна из таких историй - об охотнике Херне (Herne the
Hunter) из Виндзорского леса. Херне служил королю Ричарду II (это конец 14го
века), и был егерем, весьма искусным и в охоте, и в знании леса. Король
благоволил Херне, что вызывало зависть у других егерей. Однажды во время
королевской охоты, огромный сильный олень, которого преследовал король
Ричард, едва не убил короля - но Херне кинулся на помощь и принял удар
оленьих рогов на себя. Олень был повержен - но и Херне умирал, истекая
кровью от смертельных ран, и никто из королевской свиты не в силах был
помочь ему. Тогда меж королевских людей появился вдруг незнакомец в темных
одеждах, представившийся Филипом Урсвиком - он сказал, что может исцелить
Херне. Лечение его было странным: он отделил рога убитого оленя вместе с
частью черепа и накрепко примотал их к голове умирающего Херне, а потом
велел отнести его в свою хижину, пообещав королю, что будет отлично за ним
ухаживать. Но другие охотники, завидовавшие мастерству Херне,
нагнали странного целителя, и стали уговаривать его убить раненого егеря.
Урсвик выслушал их, и пообещал, что хотя Херне и исцелится, но потеряет все
свои охотничьи навыки; за это целитель взял с егерей обещание, что те
выполнят любое его желание, когда придет срок. Так и произошло - Херне
выздоровел, огромные оленьи рога теперь венчали его голову, но он перестал
быть хорошим охотником, и король Ричард прогнал его прочь - и Херне ушел от
королевского двора обратно в свой лес, а через некоторое время узнали, что
потерявший всё безутешный Херне повесился на ветви огромного старого дуба в
Виндзорском лесу.
Однако, когда люди короля отправились в лес за его телом,
чтобы достойно похоронить его, они обнаружили, что тело бывшего егеря
бесследно исчезло. В ту же ночь над Виндзорским лесом разразилась страшная
гроза, и молния несколько раз ударила в дуб, который с тех пор стали
называть "Дубом Херне", а наутро после грозы остальные королевские охотники
поняли, что охотничьи умения покинули и их, и в страхе перед гневом короля
охотники кинулись искать того знахаря в черном. Тот выслушал их, и сказал,
что чтобы их умения вернулись, им нужно прийти незадолго до полуночи к Дубу
Херне и следовать за тем, кого они увидят там. Охотники так и поступили, но
в полночь на поляне возле дуба появился призрачный всадник, увенчанный
огромными оленьими рогами. Он проехал мимо них, сопровождаемый гончими псами
и хищными ночными птицами, и егерям ничего не оставалось, как только
следовать за ним. Всю ночь страшная Охота Херне носилась по окрестностям
Виндзора, разоряя и разрушая все на своем пути, но перед рассветом Рогатый
Охотник отпустил егерей. Так продолжалось много ночей подряд, пока король
Ричард, обеспокоенный происходящим в его владениях, не выяснил, из-за чего
всё происходит. Тогда он сам вместе с егерями отправился ночью в лес.
Рогатый Охотник в этот раз не проскакал мимо, но остановился, чтобы
приветствовать короля, и король спросил, зачем Охотник разоряет его
владения. Призрак Херне ответил, что не держит зла на короля, и как только
предавшие его будут казнены, он прекратит тревожить окрестности Виндзора и
не тронет их пока Ричард правит. Наутро все виновные егеря были повешены на
ветвях того самого дуба. И действительно, с тех пор и до самого свержения
Ричарда с престола никто не видел Охоты Херне в тех краях. Но как только
Ричард потерял корону - обещание Херне перестало действовать, и с тех пор
много раз видели и самого Рогатого Херне, и его неистовую охоту...
(с) Shellir, 2015-2016
(3) |
|
Sometimes a wild god comes to the table.
He is awkward and does not know the ways
Of porcelain, of fork and mustard and silver.
His voice makes vinegar from wine.
When the wild god arrives at the door,
You will probably fear him.
He reminds you of something dark
That you might have dreamt,
Or the secret you do not wish to be shared.
He will not ring the doorbell;
Instead he scrapes with his fingers
Leaving blood on the paintwork,
Though primroses grow
In circles round his feet.
You do not want to let him in.
You are very busy.
It is late, or early, and besides…
You cannot look at him straight
Because he makes you want to cry.
Your dog barks;
The wild god smiles.
He holds out his hand and
The dog licks his wounds,
Then leads him inside.
The wild god stands in your kitchen.
Ivy is taking over your sideboard;
Mistletoe has moved into the lampshades
And wrens have begun to sing
An old song in the mouth of your kettle.
‘I haven’t much,’ you say
And give him the worst of your food.
He sits at the table, bleeding.
He coughs up foxes.
There are otters in his eyes.
When your wife calls down,
You close the door and
Tell her it’s fine.
You will not let her see
The strange guest at your table.
The wild god asks for whiskey
And you pour a glass for him,
Then a glass for yourself.
Three snakes are beginning to nest
In your voicebox. You cough.
Oh, limitless
space.
Oh, eternal
mystery.
Oh, endless
cycles of death and birth.
Oh, miracle
of life.
Oh, the
wondrous dance of it all.
You cough again,
Expectorate the snakes and
Water down the whiskey,
Wondering how you got so old
And where your passion went.
The wild god reaches into a bag
Made of moles and nightingale-skin.
He pulls out a two-reeded pipe,
Raises an eyebrow
And all the birds begin to sing.
The fox leaps into your eyes.
Otters rush from the darkness.
The snakes pour through your body.
Your dog howls and upstairs
Your wife both exults and weeps at once.
The wild god dances with your dog.
You dance with the sparrows.
A white stag pulls up a stool
And bellows hymns to enchantments.
A pelican leaps from chair to chair.
In the distance, warriors pour from their tombs.
Ancient gold grows like grass in the fields.
Everyone dreams the words to long-forgotten songs.
The hills echo and the grey stones ring
With laughter and madness and pain.
In the middle of the dance,
The house takes off from the ground.
Clouds climb through the windows;
Lightning pounds its fists on the table
And the moon leans in.
The wild god points to your side.
You are bleeding heavily.
You have been bleeding for a long time,
Possibly since you were born.
There is a bear in the wound.
‘Why did you leave me to die?’
Asks the wild god and you say:
‘I was busy surviving.
The shops were all closed;
I didn’t know how. I’m sorry.’
Listen to them:
The fox in your neck and
The snakes in your arms and
The wren and the sparrow and the deer…
The great un-nameable beasts
In your liver and your kidneys and your heart…
There is a symphony of howling.
A cacophony of dissent.
The wild god nods his head and
You wake on the floor holding a knife,
A bottle and a handful of black fur.
Your dog is asleep on the table.
Your wife is stirring, far above.
Your cheeks are wet with tears;
Your mouth aches from laughter or shouting.
A black bear is sitting by the fire.
Sometimes a wild god comes to the table.
He is awkward and does not know the ways
Of porcelain, of fork and mustard and silver.
His voice makes vinegar from wine
And brings the dead to life.
©
Tom Hirons
All rights reserved.
|
Tom Hirons
Sometimes a Wild God
Иногда Дикий Бог приходит к столу.
Он неуклюж, и не знает, как пользоваться
Фарфором, вилками, серебром, горчицей.
От его голоса вино превращается в уксус.
Когда дикий бог входит в дверь,
Ты, возможно, пугаешься его.
Он напоминает тебе нечто тёмное
и желанное,
Или тайну, которой ты не хотел бы делиться.
Он не станет звонить в дверь,
Вместо этого он скребёт пальцами,
Оставляя кровавые следы на краске,
А примулы меж тем прорастают вокруг его ног.
Ты не хочешь, чтобы он вошёл.
Ты очень занят.
Уже поздно, или рано, и всё такое…
Ты не можешь посмотреть ему в глаза,
Потому что от этого ты хочешь плакать.
Твоя собака лает,
Дикий бог улыбается,
Он протягивает руку и
Собака зализывает его раны,
Потом ведет его внутрь.
Дикий бог стоит в твоей кухне.
Плющ захватывает твой буфет;
Омела заползает в абажур,
И крапивники начали петь
Старую песню в устах твоего чайника.
- Самому мало, - говоришь ты
И даёшь ему самую плохую еду.
Он сидит за столом, истекая кровью.
Он выкашливает лис.
В его глазах выдры.
Когда твоя жена окликает тебя,
Ты закрываешь дверь и
Говоришь ей: «Всё хорошо».
Ты не дашь ей увидеть
Странного гостя за твоим столом.
Дикий бог просит виски,
И ты наливаешь ему стакан,
Потом стакан для себя.
Три змеи начинают вить гнездо
В твоей гортани. Ты кашляешь.
О, безграничное пространство.
О, вечная тайна.
О, бесконечные циклы смерти и рождения.
О, чудо жизни.
О, дивный танец всего этого.
Ты кашляешь снова,
Выплёвываешь змей и
Разбавляешь виски,
Удивляясь, как ты стал таким старым,
И куда ушли твои страсти.
Дикий бог лезет в сумку
Сделанную из шкур кротов и кожи соловья.
Он достаёт двойную свирель
Приподнимает бровь,
И все птицы начинают петь.
Лиса прыгает тебе в глаза.
Выдры бросаются из темноты.
Змеи пронзают твоё тело.
Твоя собака воет и поднимается наверх.
Твоя жена ликует и плачет.
Дикий бог танцует с твоей собакой.
Ты танцуешь с воробьями.
Белый олень поднимает табурет
И ревёт гимны волшебству.
Пеликан прыгает со стула на стул.
Вдали воины встают из своих гробниц.
Древнее золото растёт, как трава в поле.
Всем снятся слова давно забытых песен.
Эхо в холмах и кольцо серых камней
Со смехом, и безумием, и болью.
В середине танца
Дом отрывается от земли,
Облака заплывают в окна,
Молния ударяет кулаками в стол
И луна наклоняется.
Дикий бог указывает на тебя.
У тебя сильное кровотечение.
У тебя текла кровь долго,
возможно, с тех пор, как ты родился.
В ране медведь.
«Почему ты оставил меня умирать?»
Спрашивает дикий бог, и ты говоришь:
"Я сам едва выжил.
Все магазины были закрыты;
Я не знал, как. Мне жаль».
Слушай их:
Лису в твоем горле и
Змей в твоих руках и
Крапивника, воробья и оленя…
Великие безымянные создания
В твоей печени, почках и сердце…
Это симфония воя.
Какофония протеста.
Дикий бог кивает головой и
Ты просыпаешься на полу,
Держа в руках нож,
Бутылку и клок чёрного меха.
Твоя собака спит на столе.
Твоя жена возится где-то наверху.
Твои щёки мокры от слёз;
Твой рот болит от смеха и крика.
Чёрный медведь сидит у огня.
Иногда дикий бог приходит к столу.
Он неуклюж и не знает, как пользоваться
Фарфором, вилкой, горчицей и серебром.
Его голос превращает вино в уксус
И поднимает мертвых.
Перевод: Ирина Мальцева |
(1)