Если мы попробуем разложить этот подход в виде схемы, где я либо субъект либо несубъект, и окружающее и окружающие субъекты, либо несубъекты (объекты), это похоже на простенькую игру в «живое» - «неживое»,
вроде той, в которую играют дети, кидая друг в друга мячом, который надо или поймать, или отбить (про «съедобное/несъедобное» мы пока не будем здесь).
(2)

Мир, в котором субъект только я – странноватое место, чем-то похожее на парк аттракционов в советском мультфильме про Нехочуху. Кругом постоянно что-то происходит, развлечений пруд пруди, а поговорить не с кем. И все как-то само крутится, включается и выключается. Совершенно непонятно как. Я-то это все не включал. На поверхности – весело, а на самом деле сплошной стресс.

Мир, в котором субъекты все, кроме меня – это что-то вроде Хогвартса, в котором все приключаются, празднуют и учатся, а ты при этом Добби (или Винки) и твоя основная задача служить настоящим субъектам. Очень деятельное место, и если в нем быть активно занятым, можно не вспоминать о том, что твои права в этом волшебном месте сурово ограничены.

Мир одних объектов – это Зомбилэнд, где живого вообще нет ничего. Холодно и голодно там. Если в такую картину мира приблудится живой человек – ему конец, если не успеет удрать. Его нюхом найдут и съедят. Голодно же. Причем настоящая нарциссическая картина мира – именно этот зомбиленд. На самом деле там никого живого нет.

Мир субъектов – где каждый человек важен, значим, каждый человек – по умолчанию Самость и все божьи дети, а не только те, которые продвинутые и ходили на специальные курсы, – это волшебное место. Все - дети Великой матери, хоть некоторые может быть и более невежественные в данный конкретный момент.Но такое состояние восприятия поддерживать и не соскальзывать нелегко, нужна практика. Как раз как в монастырях, когда ты тридцать лет метешь двор, три года медитируешь, потом за три минуты просветляешься – смотришь на мир, а он и правда таков, как в древних книгах написано, и всегда таким был, только ты того не видел. Не был готов потому что.

Что интересно - эта последняя картина мира не предполагает всепрощения и недеяния. Если все мы - отражения высокого в цветном стекле реальности, то одно отражение вполне может напинать другому зарвавшемуся отражению - но предполагает при этом, что имеет дело с другим живым существом, а не с табуреткой в виде человека.
Магическая картина мира в субъекты записывает не только людей, но об этом тоже отдельно надо говорить.

На самом деле конечно в одном и том же состоянии постоянно никто не удерживается, можно скорее говорить о дефолтных настройках – как человек воспринимает себя и других в мире по умолчанию. На какую группу он себя адресует, насколько эта группа широкая.
Не всякий человек способен постоянно адресовать себя городу и миру в широком смысле этого слова, как это делают скажем значимые писатели или музыканты, общественные деятели, благотворители – те кто пытаются улучшить весь мир своим вложением в него. Кто-то ориентирован исключительно на малый социум, на значимую референтную группу (то есть например, мнение коллеги Сергея Петровича для вас важно, а мнение соседки Людмилы Степановны не особо). Кто-то ориентирован на мнение общественности в более бытовом смысле – когда крайне важно, что скажут соседи (чтоб они лопнули от зависти, чтобы все как у людей, и.т.п.), но при этом сами соседи – не вполне субъекты. Они скорее неприятные детали окружающего пейзажа, с которыми приходится мириться примерно как с погодой.

(3)

Также верно, что у любого человека это отношение градуируется. У кого-то другой буквально зарабатывает субъектность какими-то поступками, действиями, позициями, после которых тот готов признать – да, перед ним еще один человек. Схема «готов сделать для вас все возможное, если вы приличный человек» в лайтовом варианте, «спляши-ка мне полечку за наначку» в более хардкорном. Если вы не приличный человек в картине мира такого человека – ну извините. У кого-то наоборот, изначально все люди достойны уважительного внимания, но если кто-то раз за разом негативно отмечается, то нарабатывает себе на подход «лежать, сидеть, перевернись, дай лапу». Если кто-то уж очень постарался, он становится частью окружающего пейзажа, а то и добычей. В крайнем случае - становится «вычеркнут из списков живых» в картине мира ее автора – и отношение к нему такое, что если он на дороге умирать станет, через него просто перешагнут – там ведь никого нет, что бы и не перешагнуть. Но это исключение из правил и такое сделать в собственной голове еще смочь надо. Большинство не может, поэтому риторика вроде «мой бывший для меня все равно что умер» имеет такую богатую эмоциональную заряженность, хотя при реальном исполнении этого действия – там эмоций нет никаких от слова совсем, не к кому.

Мы действительно можем до определенной степени оперировать субъектным и объектным подходом, «открывать и закрывать» его в разных ситуациях.
На самом деле многие из вновь обретенных адептов объектного подхода, любящие поговорить о том, что для них окружающие люди вроде переводных картинок на цветном стекле окружающей реальности – вполне нормальные эмпатичные люди, просто их близкие и дальние им очень уж оттоптали и невидимые хвосты и вполне видимые пятки. Также как арию «я черный властелин, бойтесь меня, бойтесь» исполняют на публику обычно далеко не те, кто этому званию соответствуют, а скорее те, кого в английском языке именуют словом “wannabe”. А быть подражателем – это очень энергозатратное занятие. Для тех, кто этот подход по настоящему освоил (или у кого в конструкторе просто изначально не было деталек для эмпатии) не страдают по этому поводу дилеммами и вопросами. Вообще субъектный подход к окружающему миру (и к себе) может схлопываться еще в ситуации сурового дефицита. На короткое время или надолго, насколько встроится в картину мира.

Но, еще один связанный с этим момент в том, что любителей объектного подхода (сюрприз) не особо любят окружающие, которые это отношение прекрасно чуют. Так любитель порассказывать, что женщинам нужно только одно, а сами они нужны только для одного часто проводит больше времени один, чем ему хотелось бы, а когда получает то, что хочет – сам выбирает такие варианты, где действительно приходится платить так или иначе. Все в соответствии с картиной мира и она только подтверждается от такого использования. Начальник, который не берет в расчет жизненные интересы и нужды подчиненных рискует в один прекрасный день на себе ощутить, что если «проблемы индейцев шерифа не волнуют», то и индейцев не особо волнуют проблемы шерифа*. Родитель, который дрессирует ребенка как собаку, может не обнаружить в нем даже той небольшой привязанности, на которую вроде вправе рассчитывать. Дрессировал его вроде на преданность и верность, а фигу с маслом получил.

Есть ситуации, когда объектное отношение к человеку намеренно создается и проецируется. От типичного в больнице вы «гражданин, в очереди вы пятый и всем только спросить», в метро «гражданин, не бегите по эскалатору», до куда более жестких вариантов вроде обезличенного секса с «техническим партнером», “you’re in the army now”, и до «человек в полосатой пижаме». Потому, что в ряде ситуаций это технически удобно. Удобно, но вредно. Почему это вредно для человека-объекта – понятно, это буквально высасывает из тебя силы, когда в какой-то ситуации из который ты выйти не можешь – ты никто. Но и для контролирующего субъекта в такой схеме хорошего мало. Ведь постоянное объектное отношение к миру для самого субъекта крайне неполезно, оно порождает такое существо, которое как армейская ложка «состоит из держала и хлебала». В зависимости от масштаба оно способно многого добиться, но я не раз и не два видела, как мир таких буквально вычищает из себя. Вот будет ДТП – все живы, а этот через лобовое вылетел пташкой. Вот упала опора – не налево, не направо, на него, родимого. Не всегда, но куда чаще, чем просто иногда. Паразитов мир не любит. А такое существо, которое норовит все взять себе и ничего взамен не дать, по сути и есть паразит.

(4)

«…Здравствуй, Месяц Месяцович,
Я Иванушка Петрович
Из далеких из сторон
И привез тебе поклон.»
Ершов П.П. «Конек-горбунок».

Базовое отношение к миру – субьектное или объектное определяет для человека буквально все. Потому что с объектом можно только что-то делать. А с другим субъектом можно договариваться. И в магической картине мира субъектны не только люди. А и стихии, местности, да хоть камень или болезнь-трясовица. Нет ничего пустого, нет ничего ничьего. С ними можно взаимодействовать как субъекту с субъектом. На этом принципе построены например заговорные практики. А если ты этого не умеешь, то и ой – иди, сынок, позови старшого разговаривать. Сколько бы тебе паспортных годиков не было и сколько бы социальных медалек у тебя не было. Общение на равных с тварным миром может звучать странно, но вспомните, не доводилось ли вам уговаривать скажем автомобиль завестись, а принтер печатать? А может доводилось и просить новый город или скажем университет, где вы пока чужой, принять вас - открыться вам? Чем больше мы видим вокруг себя живого и субъектного, тем больше мы можем сделать как с собой, так и с окружающим миром, в который мы включены.  Это не значит, что вокруг нас сплошной "дневной дозор". Но видеть вокруг себя живое и видеть живое в самом себе (при том что это равноценные половины единого подхода, если у вас с собой только одна, этого мало), - это иметь не меньше, а  больше у реального контроля над собой и над ситуацией, в которую мы включены, и тем меньше желания его реализовать без нужды для самоутверждения.

(c) Wedma, 2019

*Фраза "проблемы индейцев шерифа не волнуют" (иногда озвучивается вариант "проблемы негров шерифа не волнуют") - из советского фильма 1953 года "Серебристая пыль", снятого по пьесе эстонского писателя Аугуста Якобсона "Шакалы"